СТРАШНАЯ СКАЗКА ПРО СИЛУ ЛЮБВИ

Главная / Театр / Пресса / СТРАШНАЯ СКАЗКА ПРО СИЛУ ЛЮБВИ
АЛЕКСАНДРИНА ШАКЛЕЕВА
1 августа 2023

«Снегурочка». По мотивам сказки А. Н. Островского.
Няганский ТЮЗ.
Режиссер Филипп Гуревич, художник Анна Агафонова.

В прошлом сезоне Филипп Гуревич поставил в Няганском ТЮЗе спектакль «Житие Спиридона Расторгуева», где рассказ Шукшина монтировался с вербатимами жителей небольших поселков Ханты-Мансийского автономного округа. Его новый спектакль идет тем же путем, прибегая к ассоциативной компиляции материала литературного и жизненного.

М. Васильева (Снегурочка).
Фото — архив театра.

На этот раз темой исследования, перенесенной на драматургический материал «Снегурочки» Островского, стали люди с РАС (расстройство аутистического спектра). Закон, по которому работает постановочная команда, задан уже в жанре — спектакль-исследование, социально-документальная «несказка». Монтируя документ и художественный текст, Гуревич выстраивает сценическое троемирие: мир вербатимов и свидетельств, мир девочки с РАС Маши и сказочный мир Островского.

Спектакль начинается с рассказа актрисы Марии Васильевой о том, как они с командой начали исследовать аутизм и что она знала о нем до начала спектакля. К концу ее монолога на сцене появляется актриса Анастасия Крепкина — она будет и мамой Маши с РАС, и Весной, и просто Настей Крепкиной, рассказывающей документальные истории матерей, воспитывающих детей с РАС. Помогая Маше-актрисе переодеться в нарядное синее пышное платье, надевая на ее голову корону со снежинками, она как бы запускает историю: переводит ее в плоскость мира художественного.

Переход происходит через музыку — тревожный треск в сочетании с утробными низкими басами, давящее звуковое сопровождение мира героини Маши с РАС, и через пластику — Мария Васильева точно «снимает» жестикуляцию с доноров: как только начинает играть музыка, ее тело сжимается, руки спазмируются, пальцы нервно перебирают что-то невидимое в воздухе — ощущение постоянного дискомфорта от соприкосновения с внешним миром передается зрителям физически. Резко меняющийся холодный свет (художник по свету Павел Бабин) высвечивает лицо актрисы, искажая его в гримасе боли, — в нем появляется что-то потустороннее, сказочное, но страшное. И актриса Маша Васильева уже становится Машей-героиней — девочкой, которую ветреная мать, желающая только щебетать и веселиться, отдает в интернат для детей с ментальными расстройствами.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Занавес поднимается, и мы видим пространство, одновременно напоминающее и кабинет казенного учреждения, и стерильное помещение какой-нибудь больницы — то, что не может быть домом, обладающее энергией нежилого, но жизнь в себе содержащее. Белые стены; белые шторы из тонкой летящей ткани, как в школьном актовом зале; ровные ряды белых парт с серыми металлическими ножками и такие же стулья, по цвету рифмующиеся со стволами берез, которые здесь только картина на задней стене (художник Анна Агафонова).

В этом мире Машу окружают учителя и воспитатели, гости интерната, которые легко превращаются в сказочных героев в ее собственном мире, недоступном для них. Любой слом привычного поведенческого паттерна — прикосновение чужого человека, случайно разрушенная пирамидка — и Маша кричит. Этот крик «включает» сказочный мир: стерильное пространство озаряется теплым лиловым светом, на шторах появляются тени причудливых снежинок, а строгие воспитатели в серой униформе превращаются в милейшую семью Бобылей (Данил Суворков и Анастасия Исайчик).

Актеры почти всегда располагаются фронтально, они не присваивают своих персонажей, а существуют в холодной утрированно-отстраненной манере. Эмоциональное напряжение создается за счет внутреннего наполнения и его намеренной непроявленности — размеренный темпоритм, строгость движений, дистанция между актером и ролью никогда не соответствуют ни сюжетному накалу страстей, ни переживаниям героев: контраст внешнего и внутреннего — основной инструмент художественной выразительности спектакля, продиктованный темой сценического исследования.

А. Казанцева (Купава), М. Васильева (Снегурочка).
Фото — архив театра.

Что мы знаем о мире людей с РАС? Почему мы хотим вытащить их из него в наш мир? Как смириться с тем, что твой ребенок не знает любви как социального явления? Этими вопросами задаются матери в документальных историях, трижды возникающих в спектакле и устроенных как комментирующая рамка к художественному тексту. Снегурочка хочет научиться любить, и ее путь в сказочном мире — это попытка узнать это чувство, понять, что это такое.

Прекрасный Лель (Мирон Слюсарь) в серебристом лонгсливе приходит в сказку с экрана телевизора, где он исполнял лирические баллады, аккомпанируя себе на фортепиано, — романтическая мечта всех девчонок. А Мизгирь (Василий Казанцев) проходит путь от самоуверенного и самовлюбленного красавчика к растерянному и трогательному парню. Здесь он не умирает, а напротив, качественно преображается, столкнувшись с той, кого невозможно постичь. На прощание Снегурочка дарит ему невинный поцелуй в лоб — так дети с РАС проявляют свою нежность к тем, кто им максимально симпатичен.

Мир реальный и мир сказочный причудливо переплетаются в сознании Маши-Снегурочки: взятые из жизни образы преломляются в ее фантазиях, перерождаются в новом качестве. Иногда сказочный мир лишь напоминает о своей фантазийной природе, когда, например, Бобыли шутят про то, как Лель вышел прямо из телевизора, или царь Берендей (Ильнур Мусин) просит подсказок у своих невидимых помощников — мол, что за текст такой, кто писал, вообще на язык не ложится, — Островский, юбилей. А иногда полностью разрушается, возвращая Машу в реальность с ее назойливыми звуками, прикосновениями и правилами.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В финале героиня не умирает физически: миры начинают мерцать, герои наступают на Машу-Снегурочку с именинным тортом, на котором горит цифра «18», выталкивая ее за пределы сценического пространства. За рубежом совершеннолетия для воспитанников интернатов не уготовано никакой внятной жизненной траектории, нет системы, которая позволяла бы им осваивать профессии и адаптироваться на рабочем месте, — об этом говорят и матери, истории которых звучат в спектакле.

Спектакль Гуревича располагается одновременно на территории художественного высказывания и социального жеста, и вторую его составляющую сложно переоценить. Это по-хорошему просветительский проект с честной авторской позицией, исходящей из незнания, желания разобраться, приоткрыть для себя неизвестный мир и пригласить зрителей лишь присоединиться к исследованию.

Через весь спектакль лейтмотивом тянется и еще одна важная мысль-послание: вы не одни. Каждой маме, рассказавшей свою историю для спектакля, было предложено обратиться к мамам, планирующим отказаться от своих детей, — эти послания озвучены Анастасией Крепкиной, передающей все донорские истории. Все рассказы, прозвучавшие со сцены или слышанные когда-то ранее, конечно, разные, но в одном они друг на друга похожи — в ощущении одиночества, изоляции, страха и отчаяния в момент столкновения с диагнозом. И спектакль выстраивает принимающую бережную территорию, где никто не будет отвержен.